Ринат Каримов
Мария Марикян, Мария Семенова, Мариам Кочарян. Месяцы и даже годы в больнице, где все дни сливаются в бесцветный серый ком, мучительная тошнота после химиотерапии, преследующая изо дня в день, и вынужденная разлука с близкими — через это приходится пройти тысячам людей, чтобы услышать долгожданные слова: «У вас ремиссия». Ко Всемирному дню борьбы с раковыми заболеваниями РИА Новости собрало истории тех, кто победил страшный недуг.
«Будем лечиться»
Ринату Каримову был 31 год, когда он узнал, что у него рак. «Такая новость, конечно, никогда не бывает вовремя. Я работал, занимался спортом. Чувствовал себя отлично. Ничего, как говорится, не предвещало беды. Но в декабре 2014-го заметил, что у меня начало отекать лицо. Так, будто я много пью. Пошел по врачам — никто не мог понять, что со мной происходит. Говорили, на нервной почве», — вспоминает Ринат в беседе с РИА Новости.
После новогодних праздников он обратился в московский онкоцентр имени Н. Н. Блохина. «Диагноз поставили в январе 2015-го. Лимфома. Врач, который меня принимал, заверил: «Ничего страшного, мы тебя вылечим». С этими мыслями я вышел из больницы, сел в машину и начал гуглить, что такое вообще лимфома. Подумал про себя — ну, рак и рак, что теперь делать, будем лечиться», — продолжает Каримов. У него была четвертая стадия с метастазами в позвоночнике.
Собеседник признается: сообщить о диагнозе родным было непросто. «Родители тяжело восприняли новость, для них рак равен смерти. Они пришли в отчаяние от того, что, по сути, ничем мне не могут помочь. Очень сильно переживали до тех пор, пока я, скажем так, не провел «научно-популярную» беседу на тему того, что онкология — не приговор и я не собираюсь умирать».
Друзья Рината спокойнее все восприняли и выразили готовность помочь, чем смогут. «Конечно, среди моего окружения были и те, кто, узнав о болезни, исчез из моей жизни. Скорее, это от незнания и страха о какой-то мнимой возможности заразиться», — отмечает Ринат. И тут же отмахивается: «Хорошо, что все это произошло тогда, а не в какой-то более сложной ситуации».
«Не так уж все и плохо»
Ринат старался не драматизировать ситуацию. «Если бы депрессия, отчаяние, тоска, уныние помогли лечению, я бы этому предавался целыми днями. Но, увы, это не помогает, — говорит Ринат. — Я просто отдался в руки врачам, следовал их указаниям и не паниковал».
Личную страницу в инстаграме он превратил в «блог онкобольного», где ежедневно отчитывался в том, что с ним происходило.
«Я был под пристальным вниманием друзей. Каждый из них считал своим долгом позвонить и спросить, что со мной. Приходилось повторять одно и то же по нескольку раз в день — немного утомляло. Поэтому и завел блог. Как оказалось, это было интересно не только близким. Многие, как и я поначалу, не понимали, что вообще такое химиотерапия и для чего она нужна. Да и раньше подобных дневников не видел. Я подумал: чем бы эта история ни закончилась, она точно будет кому-то интересна». Тогда у Рината было более 90 тысяч подписчиков.
В лечении, признается он, было немало неприятных моментов. «Режим питания — скудный. Нельзя было есть продукты без термической обработки — любые бактерии могли привести к катастрофическим последствиям. Еще, как и большую часть онкобольных, меня преследовал стоматит. Это когда полость рта покрывается язвами. Так больно — языком не пошевелить». С болями, добавляет собеседник, справлялся не только с помощью медикаментов — пытался успокоить себя тем, что кому-то в этот же момент приходится еще тяжелее, «поэтому не так уж все и плохо».
«Скрывать было нечего»
Ринат перечисляет, с какими стереотипами столкнулся за время болезни: «Мамы с детьми от меня постоянно шарахались. Это обычное дело, когда я появлялся на улице. Просто по мне было видно, что я болею: лысый, без ресниц и бровей, в маске. Люди пугались. С ходу некоторым и не объяснишь, что рак — это не заразно, что онкология — не приговор. Особенно сложно спорить с теми, кто верит, что раком можно заболеть, если есть мясо. Некоторые всерьез думают, что рак — это наказание за грехи».
Медперсонал был в курсе, что Ринат на тот момент считался «самым знаменитым онкобольным». «Они не обращали на это внимания. Просто делали свою работу — как настоящие профессионалы. Спрашивал, конечно, можно ли разглашать «внутреннюю кухню». Но никто не возражал против блога — скрывать нечего. Был даже такой случай однажды: медсестра попросила меня передать привет ее сыну — он читал меня в инстаграме».
Ринат лечился по ОМС. Но тратился на препараты, которые полагаются ему бесплатно. «Лекарства в отделении были в ограниченном количестве — соответственно, не все могли их получить. И не все могли позволить купить медикаменты на свои деньги. Меня поддерживали друзья — что-то покупал сам. Это не жест доброй воли, а сухая логика, у меня просто была возможность не отнимать лекарства у тех, кому они нужнее».
Каримову помогали не только родные и друзья. Татуировщики всей страны объединились, набивали якорь (это была на тот момент «визитная карточка» стиля Рината), обвитый лентой — международным символом борьбы с раком. А вырученные деньги отправляли напрямую Ринату.
В октябре 2015-го он выложил последний пост в «блоге онкобольного». И открыл новый аккаунт, где делится своими работами. Но старый профиль решил не удалять: «Оставил для тех, кто находится в сложной ситуации. Возможно, этот аккаунт кому-то поможет. Ведь там целая история о том, как я надрал раку задницу».
«Крах всей моей жизни»
А вот Сергей Федоров воспринял известие о болезни без намека на оптимизм. Сейчас ему 58 лет. О том, что у него рак на четвертой стадии, он узнал восемь лет назад — после отдыха в Эмиратах обнаружили воспаление миндалин. Сергей постоянно задыхался от кашля и не мог остановить одышку. Симптомы настораживали: головокружения, приступы удушья, стабильно высокая температура.
Он долго не мог принять тот факт, что теперь практически неизлечим. Врачи разводили руками и пытались объяснить: процент выживаемости при таком диагнозе очень низкий, нужно быть морально готовым ко всему. Четыре курса изнуряющей химиотерапии в Москве не дали результатов. Тогда Федоров решил испытать судьбу и отправился за медицинской помощью в Израиль.
«Передо мной стоял выбор: операция по удалению части языка, челюсти, мягкого неба, лимфоузлов шеи или почти смертельная доза облучений. Я выбрал последнее, потому что боялся превратиться в «овощ». Лучше умереть, чем быть обузой для близких».
Федоров уверен: его спасли не только и не столько врачи, сколько любовь и преданность «самого близкого человека на свете» — жены. «Она выхаживала меня, как маленького ребенка. Когда я пересел на инвалидную коляску, Людочка не отходила от меня ни на шаг», — говорит Сергей.
Сергей рассказывает, что врачам сложно было подобрать нужное обезболивающее: одни не приносили облегчения, другие вызывали химической ожог. Тогда использовали самый сильнодействующий препарат, который откладывали до последнего, — морфин. Его он принимал восемь месяцев. Самым сложным для Федорова было отказаться от этого лекарства. Сергей для начала перешел на пластыри с морфинами, которые медики клеили на него, чтобы снизить боль.
«Они были рассчитаны на трое суток, а мне хватало только на десять часов. Жизнь после отказа от морфина превратилась в сущий ад! Я вел себя как наркоман. Восемь месяцев на наркотике — не шутки. Первые пять месяцев после отказа крутило от ломки — все нутро выворачивало наружу, успокаивающие не помогали, нервные срывы стали обычным явлением. Но в конце концов я справился, — заключает Федоров. — Теперь перед вами абсолютно здоровый и счастливый человек — победитель!»
Борьба с раком продлилась десять месяцев, после чего Федоров регулярно наблюдался у медиков. И только в октябре 2018-го лечащий врач в Израиле сказал Сергею, что он больше не онкобольной. Федоров написал автобиографический роман «Баловень судьбы. Как я пережил рак», получил национальную премию в поддержку онкологических пациентов «Мы будем жить» и вступил в Союз писателей России — тяжелейший недуг круто изменил его судьбу.
А вот его мама Ксения до сих пор едва сдерживает слезы при упоминании диагноза сына. Кроме Дмитрия, у нее еще пятеро детей, но после известия о болезни старшего первое время она не могла ничем заниматься — только без конца ревела. «Принять это очень трудно. Месяц я была сама не своя».
Сын старался держаться, но получалось не всегда.
«Дима первое время плакал, потом успокоился, не показывал, что переживает. Но у него резко менялось настроение. Он мог то смеяться, как безумный, то орать. Потом, когда «химия» закончилась, я у него спросила, что он тогда чувствовал», — Ксения резко останавливается, собирается с силами, чтобы продолжить. В голосе звенят слезы: «Тяжело об этом вспоминать… Он ответил: «Я готовился умереть».
Все началось с непримечательного происшествия: хмурым февральским днем 2014 года Дмитрий поскользнулся на улице, упал, ушиб ногу, почувствовал сильную боль. Врачи не могли понять, что происходит.
Только когда из маленького городка Фурманов, где живет Дмитрий, его госпитализировали в больницу в Иваново, стало понятно: это злокачественная фиброзная гистиоцитома, рак кости. Болезнь, конечно, не была вызвана ушибом, но после того падения онкология перестала быть бессимптомной.
«Чешется ампутированное колено»
Потянулось время в больнице: в стационаре Дима провел почти два года, время от времени его отпускали домой на несколько дней, но только если анализы хорошие. Один за другим прошли пять курсов химиотерапии. В октябре, в день рождения, Дмитрию поставили эндопротез голени и колена. Был бы хорошим подарком, вот только оказалось, что это не конец и даже не середина борьбы. Последовали еще четыре курса химиотерапии, а затем — пугающая новость: в ноге инфекция, нужно ампутировать. Виной ли тому ослабленный иммунитет, халатность врачей во время операции или другие причины, Михайлов не может даже предположить.
Полтора года Дмитрий с Ксенией боролись, чтобы сохранить конечность.
«Мы все перепробовали. Один раз я уже почти лег на ампутацию, но маме сказали, что в этой больнице ее могут плохо сделать, так что я потом даже на протез не встану. Мама позвонила мне, мы решили оперироваться в Москве. Нашли врача, который посоветовал еще одно лекарство. Я его принимал — опять не помогло», — вспоминает молодой человек.
«Привыкать было несложно, за две недели освоился, какое-то время ходил с тростью, сейчас самостоятельно. Самое сложное — подниматься по лестницам. После удаления, до того как встал на протез, постоянно были фантомные боли: может колено зачесаться или стопа заболеть».
«Пошло-поехало»
Дмитрий бодро рассказывает, как без проблем перешел на железную ногу, но не признается, что после ампутации его накрыла депрессия.
«Думал, никому не будет нужен, мы его вытаскивали из этого состояния», — говорит Ксения.
Справиться с тоской помогла новая любовь. Скучая в больничной палате перед протезированием, он познакомился в соцсетях с Алиной. Девушка уже знала его историю: в небольшом Фурманове о подростке, борющемся с раком, слышали многие.
«Вечером делать нечего было, наткнулся на ее страничку и пошло-поехало», — по-простому рассказывает Дмитрий.
«Первое свидание было в тот же день, когда он вернулся из Москвы после протезирования. Был День матери, последнее воскресенье ноября 2016-го. С тех пор встречаются», — не скрывает радости Ксения.
Дмитрий всегда увлекался спортом — до болезни занимался боксом, после того как лишился ноги, перешел на пауэрлифтинг. «Среди здоровых людей на соревнованиях первые места занимает», — гордится сыном Ксения.
Онкология в цифрах
Хотя герои нашей публикации радуются избавлению от рака, сотрудник пресс-службы РОНЦ имени Н. Н. Блохина в комментарии агентству замечает: говорить о полном излечении от онкологии неправильно. Речь скорее идет о ремиссии — то есть периоде, когда симптомы болезни или ослабевают, или полностью исчезают. Если ремиссия длится больше пяти лет, вероятность того, что болезнь вернется, минимальна.
По данным специалистов Московского научно-исследовательского онкологического института имени П. А. Герцена, в 2018-м выявлено 624 709 случаев злокачественных новообразований: более 285 тысяч — у мужчин, почти 340 тысяч — у женщин. Это на 1,2 процента больше, чем годом ранее. Общее количество онкобольных на конец 2018-го — более 3,5 миллиона человек. В 2019-м от этого тяжелейшего заболевания ушло из жизни около 30 тысяч россиян.
Среди самых распространенных типов: рак молочной железы, тела и шейки матки, предстательной железы, ободочной кишки, лимфатической и кровеносной ткани, почки, щитовидной железы и прямой кишки.
Кроме того, увеличилось число тех, кому поставили диагноз на ранних стадиях — первой и второй. А это значит, что шансы на ремиссию у заболевших гораздо выше.
